Основные черты подъема и перспективы России. В исторической, экономической, социальной науках понятие «чудо» применяется для характеристики быстрого экономического и социального подъема в странах, находящихся в критическом положении. Первое в истории XX столетия экономическое «чудо» начиналось в России. Стартовым толчком к нему стала серия аграрных указов, изданных с осени 1906 г. и воплотившихся в законы к 1911 г. Их суть: разрушение общины, в которой инициатор реформ П. А. Столыпин видел структуру, постоянно провоцирующую уравнительно-социалистические настроения, а также тормозящую хозяйственное развитие страны. Учреждался Крестьянский банк, государство содействовало получению крестьянами новых земель в Сибири путем переселения туда крестьянских семей. Государство также кредитовало под низкий процент самостоятельных крестьян-фермеров. Независимые крестьянские хозяйства требовали все больше промышленной продукции, что обусловило и промышленный подъем. Все это, вместе взятое, оживляло финансовую систему, содействовало укреплению рубля, вело к увеличению доли российского капитала в сравнении с иностранным.
В ряде отраслей экономики Россия по темпам развития вышла в эти годы на первое место в мире. Вот некоторые данные: с 1909 по 1913 г. выплавка чугуна возросла более чем в 1,5 раза, добыча угля — на 3/4, удвоилось потребление меди, на 20% увеличилось потребление хлопка, в 1,5 раза вырос грузооборот железных дорог. Все еще отставая по общим объемам производства от ведущих промыш-
ленных стран, Россия получила хороший шанс в исторически короткий срок догнать их.
В условиях аграрной страны главное внимание было уделено поддержке экономически независимых хозяев в сельском хозяйстве. Впервые в истории России вводилась частная крестьянская собственность на землю в полном объеме: то есть с правом владения, пользования и распоряжения имуществом. Всего из общины выделилось к 1914 г. 2,5 млн крепких, энергичных хозяев, или около 25% крестьянских дворов, включавших не менее 10—15% всего населения Российской империи. Эти люди должны были со временем составить социальную базу правового государства в России. Крепкий крестьянин принял это решение как исполнение вековой мечты. Один из таких крестьян говорил: «Мы как новожены, с земелькой-то законным браком повенчались. В деревне-то она была гулящая девка, а теперь она твоя законная жена на веки вечные».
Новые частновладельцы составляли здоровую конкуренцию частновладельцам старым. Выживали в этих условиях доходные хозяйства, повышающие свой уровень производства. Конкуренция привела к сельскохозяйственному подъему. Французский экономист Э. Терри подсчитал, что за пять лет, с 1908 по 1912 г., производство пшеницы возросло на 37,5%, кукурузы на 44,8%, ячменя на 62,2%. В урожайные годы (1909—1910) доля России в мировом экспорте пшеницы составляла до 40%, но даже в неурожайные (1908, 1912) она не опускалась ниже 11,5%.
Особенно бурно, несмотря на плохие климатические условия, развивалось сельское хозяйство Сибири. Только в Англию из Сибири было экспортировано сливочного масла на сумму, вдвое превышающую стоимость добытого за этот год сибирского золота.
Неуклонно росло благосостояние самостоятельных крестьянских хозяйств. К 1916 г. их вклады в банки и сберегательные кассы составляли 2 млрд золотых рублей.
К 1914 г. Россия накопила огромные хлебные запасы, которые были использованы лишь к 1920 г., когда начался страшный голод…
Повысились требования к грамотности, образованности населения. В 1908 г. принимается закон, предполагавший ввести обязательное бесплатное образование детей с 8 до 12 лет. Такого рода закон был принят в России раньше, чем во многих странах Европы, например в Англии и Франции. Разрабатывалось законодательство в сфере взаимоотношений между работодателями и наемными работниками, например о страховании рабочих на случай болезни и инвалидности.
В планы реформ, намечаемые П. Столыпиным, входили постепенные, но неизбежные меры по превращению России в подлинное правовое государство. Он считал необходимым создать в будущем министерство труда и социального обеспечения, ликвидировать черту оседлости для еврейского населения, создать министерство по делам национальностей. Для поддержания разумного мирового порядка Столыпин считал целесообразным создать международный парламент — прообраз нынешней ООН.
Правительство поощряло предприимчивость и инициативу. Столыпина заботили не столько количество свободных крестьян, предпринимателей, сколько их качества, деловитость, гражданственность, патриотизм. Безусловно, что и среди вышедших из общины в самостоятельное хозяйство крестьян выдерживали бремя ответственности далеко не все. Первоначально до четверти всех выделившихся из общины хозяев либо вскоре продали свои земли, или откровенно пропили их. Но оставшиеся создавали действительно крепкие хозяйственные структуры, вносившие вклад в подъем страны.
Столыпин исходил из понятия неприкосновенности частной собственности. Переход земли из одних рук в другие мог совершаться только естественным, экономическим путем, но не путем насильственной экспроприации или государственного отчуждения. В этом он был неколебим и отказывался рассматривать все предложения по отчуждению даже части помещичьих земель. Тем не менее, по подсчетам экономистов, к концу 20-х гг. помещичье хозяйство в его классически сложившихся в России формах перестало бы существовать. Выжили бы лишь действительно крупные, высокодоходные,
культурные капитализировавшиеся структуры. Остальные помещичьи земли мирным, экономическим путем перешли бы в руки зажиточных, окрепших фермеров.
Большим событием, «чудом» тех лет стало выдвижение на самый верх политической жизни саратовского губернатора П. А. Столыпина, ставшего в возрасте 44 лет председателем Совета министров. События 1905 г., поставившие Россию на грань хаоса, сдвинули политическую реформу, привели к началу формирования думской монархии. Новый строй требовал политиков «новой волны», способных к проведению реформ. Сам Столыпин сформулировал свою тактику следующим образом: «Вперед на легком тормозе». По его мнению, следовало признать реальность, что означало неприемлемость возвращения к ситуации, существовавшей до 17 октября 1905 г. С другой стороны, он утверждал, что концентрация внимания только на быстром расширении политических прав и свобод без предварительного создания широкого «среднего класса» способна привести к анархии и кровавой диктатуре. Для этого требовалось воспитать чувство собственности, уважения к ней, дать людям шансы для становления их в качестве собственников. Конструктивно взаимодействуя с Думой, Столыпин тем не менее был убежден, что для России важнее парламента является широкое местное самоуправление, приучающее граждан-собственников к государственному мышлению, начиная с самого нижнего уровня. В сфере национальных отношений сам Столыпин именовал себя русским националистом, но при этом такого рода, который не допускает оскорблений в адрес других народов. Залогом стабильного будущего империи Столыпин считал здоровое развитие русского народа, соседствующего с другими народами страны. При реализации этого условия в будущем он находил возможным предоставление культурно-национальной автономии народам Российской империи. Исходя из опыта 1905—1907 гг., премьер-министр настаивал на сохранении сильного государства, выступающего в качестве третейского арбитра между субъектами экономической деятельности, государства, способного принимать реше-
ния и достаточно сильного для их осуществления. В противном случае мог возникнуть хаос из-за передела собственности, кровавая резня. Столыпин одновременно был безусловным монархистом и горячим сторонником модернизации России.
Выдвижение Столыпина демонстрировало как растерянность верховной власти, так и еще сохранявшийся потенциал ее реформаторства. Главной политической опорой в проведении реформ был для Столыпина сам монарх. В тех политических условиях, когда Столыпин не опирался ни на твердое большинство в Думе, ни на развитые политические партии и движения, именно от Николая П во многом, если почти не во всем, зависела степень политической воли в проведении последовательных реформ. Однако сам Столыпин эту поддержку, эту волю ощущал далеко не всегда.
Борьба вокруг реформ. В целом столыпинскую линию можно охарактеризовать как либерально-консервативную, сочетавшую понимание необходимости формирования либеральной, свободной экономики с постепенным расширением политических и экономических прав граждан всех национальностей и сохранением сильной государственной власти для предотвращения радикальных, революционных поползновений.
Все политические силы — от крайне правых шовинистов до крайне левых большевиков — в той или иной степени признавали возможность проведения реформ такого рода в России, хотя и при определенных условиях. Однако большинство из них понимало, что успех реформ и их необратимое закрепление приведет к вымыванию крайних групп из политической жизни.
Что касается думских либералов и умеренно левых, то для их ментальности было характерно традиционное неприятие всего того, что исходило из высших властных сфер. Их убеждение, будто интеллигенция при любых условиях обязана быть в оппозиции к власти, настойчиво побуждало их подвергать сомнению все предпринимаемые Столыпиным шаги. Конструктивный диалог, базирующийся на обоснованной критике, получался крайне редко.
Большинство либеральных думцев продолжало считать главной целью не экономические реформы, а расширение прав самой Думы, видя в этом подлинное продвижение к демократии. Критика реформ звучала и справа, и слева. Следует признать, что нередко она базировалась и на реальных проблемах и трудностях.
Одним из главных препятствий на реформаторском пути стала общинная психология и низкая экономическая активность значительной части крестьянства. Помимо этого, быстрое выделение независимого крестьянского хозяйства и его обогащение усиливало такие чувства, как зависть и нетерпение. Общинники не останавливались перед самосудом, сжигали дома хуторян и отрубников, уничтожали скот, травили посевы. Фактически столкнулись два .исторических типа мышления и поведения: независимое, ответственное, либерально-консервативное, с одной стороны, и уравнительное, с другой. Этой силой пытались воспользоваться как шовинистические традиционалисты, так и крайне левые. Первые по-прежнему рассматривали общину как основу «исконно русского образа жизни», разрушение которой будет иметь следствием пролетаризацию населения. Орган «Союза русского народа» газета «Русское знамя» писала: «Хуторская реформа есть огромная фабрика пролетариата», а пролетариат, равно как и его антипод — буржуазия, есть нечто наносное, пришедшее с «растленного» Запада и неприемлемое для российской традиции. Столыпин, который, будучи еще министром внутренних дел, приказал поддержать государственными деньгами этот Союз, надеясь создать в его лице противовес революционерам-радикалам, теперь столкнулся с яростным противодействием правых шовинистов. После его гибели некоторые шовинистические газеты публично выразили радость в связи со смертью «иудейского агента» Столыпина. Подобные взгляды были распространены не столько среди населения страны, сколько среди части бюрократического аппарата, тормозившего проведение реформ.
Политическая стабилизация, начавшаяся после 1907 г., вела к неуклонному снижению влияния левых партий и групп. В двадцать раз с 1906 по
1910 г. сократилась численность членов разрешенных профессиональных союзов. Почти сошло на нет забастовочное движение. Ослабление влияния левых в массах явилось следствием экономического подъема, некоторого роста материального благосостояния, усиления властных функций государства. Негативным для левых были публичные разоблачения полицейских провокаторов в их рядах, например разоблачения Е. Азефа в боевой организации эсеров. Все это привело к тому, что левые вынуждены были сосредоточиться на организационных и идейных разборках в своих собственных рядах, тратя на это основные силы. Это было характерно как для эсеров, так и для социал-демократов — большевиков и меньшевиков. Тем не менее все их группировки, в сущности, были едины в одном —в неприятии либерально-консервативных реформ. Они по-прежнему пропагандировали различные формы национализации и социализации земли, нападали, как и крайне правые шовинисты, на фермерские хозяйства. Безусловно, что позиции крайне правых и крайне левых отражали реально существовавшие части спектра общественного сознания, растерявшихся перед лицом буржуазной модернизации людей, не находивших себе места в новых условиях и потенциально готовых к радикальным действиям. Именно на такие элементы и принял решение сделать ставку В. Ульянов-Ленин, сформулировавший идею союза пролетариата и беднейшего крестьянства, возглавляемого профессиональными радикалами-революционерами.
Левые сумели успешно использовать утвердившуюся в России, хотя и ограниченную, свободу слова. Их вожди, находившиеся в эмиграции, открыто и легально печатали свои статьи в российских изданиях, с 1912 г. наладили выпуск ежедневной газеты «Правда», настойчиво пропагандировали идеи революции, создавая в умах образ неизбежных грядущих потрясений. Революционеры были убеждены в действенности быстрых, радикальных мер и, напротив, малой эффективности буржуазного реформизма.
Российские либералы заняли по отношению к реформам умеренно-оппозиционное положение. Be-
дущая либеральная сила — конституционные демократы сочли для себя невозможным сотрудничества со Столыпиным, обвиняя его в репрессиях периода революционных событий и в организации роспуска 2-й Думы. Однако они шли на сотрудничество с правительством по частным вопросам, а «чистую критику» предоставили в 3-й Думе левым фракциям, порой молчаливо поддерживая их. Кадеты выступали за смягчение реформ, которое должно было быть осуществлено путем выкупа государством части помещичьих земель и наделения ею фермеров. Правительство же настаивало на том, что принудительное отчуждение, даже и за выкуп, есть нарушение принципа частной собственности.
Помимо этого кадеты расходились со Столыпиным в главном, считая, что смягчению тягот реформистского периода поможет превращение думской монархии в конституционную. Хотя в 3-й Думе лозунг «ответственного» (перед Думой, а не перед монархом) министерства ими фактически не выдвигался, они продолжали считать его осуществление главной политической целью. Столыпин же утверждал, что для большинства крестьян партии, выборы, бюллетени — это пустой звук. Важнее наладить для независимых хозяев местное самоуправление. Расхождения между Столыпиным и либералами постепенно нарастали.
Самой большой по численности фракцией в Думе стали октябристы. Их союз с умеренными националистами давал Столыпину шанс на создание думского большинства. Однако и они становились на пути некоторых правительственных законопроектов, например на пути законопроекта о неприкосновенности личности.
Во избежание затягивания обсуждения важнейших вопросов Столыпин часто прибегал к статье 87 «Основных законов», по которой император мог издавать указы, минуя Думу. Эти указы готовил, как правило, сам Столыпин. Думцы обижались, демонстрируя свою значимость порой в достаточно комических формах. Так, в 1908 г. решением Думы многомиллионный бюджет министерства путей сообщения был изменен на один рубль.
Проблема отношений Столыпина с многими представителями буржуазии состояла в том, что само предпринимательство было неоднородно. Немалая часть крупных предпринимателей зависела от государственного заказа, а их состояние от того, какую сумму бюджетных денег удастся урвать. Они знали, что Столыпин — противник ситуации, при которой частный предприниматель бесконтрольно расходует бюджетные средства. Это ограничивало поддержку премьер-министра со стороны таких кругов.
Не удалось Столыпину провести через Думу излюбленные им законопроекты о местном самоуправлении.
Парадоксом было и то, что Столыпину приходилось постоянно выступать в качестве защитника Думы перед монархом и его сановниками. С большим трудом ему удавалось сохранять политическое равновесие в стране, прибегая в этих целях даже к угрозе отставки. Со стороны Николая поддержка все время ослабевала. Призвавший Столыпина в критический период, Николай убедил себя, что главные опасности позади. Реформатор становился все менее необходим, все менее удобен.
Таким образом, Столыпину и его немногочисленным единомышленникам приходилось проводить реформы фактически в условиях круговой обороны. Смерть Столыпина, последовавшая после его тяжелого ранения террористом, по всей видимости связанным как с революционным подпольем, так и с высокопоставленными деятелями полицейских служб, формально не положила конец реформам. Они как бы шли, но уже по инерции. Новый премьер-министр В. Н. Коковцов в общих чертах стремился продолжать дело Столыпина, хотя и не обладал равной ему политической волей. Выстрел в сентябре 1911 г. в Столыпина абсолютное большинство современников не осознало как грядущую смуту.
Новые признаки «полевения». Экономические и политические реформы, рассчитанные на эволюцию, нигде и никогда не происходили сами по себе. Период реформ значительно увеличивает роль субъективного фактора, роль идеологов, организаторов
и исполнителей реформ. К субъективному фактору относится и тот временной промежуток, в течение которого осуществляются реформы. История не отпустила требуемых Столыпиным для России двадцати лет покоя. Сама же смерть реформатора показала несомненную узость реформаторского слоя в правящей элите и несформированность базы поддержки реформ в массах. Все это дало вскоре о себе знать.
Осенью 1912 г. прошли выборы в 4-ю Государственную думу. Главным итогом этих выборов стало «вымывание» октябристского центра, более или менее стабилизировавшего ситуацию в 3-й Думе. Произошло усиление как правых, так и левых фракций. Шовинисты-черносотенцы находились в состоянии разброда и теряли свое влияние в «низах». При этом они так сумели наладить свою пропаганду, что создавалось ощущение, что именно они определяют политическую линию страны. Политика же, равного Столыпину, который смог бы поставить их на место, тогда не нашлось. Столь же неадекватное впечатление создавали себе и крайне левые.
В Думе одной из самых влиятельных фракций стали «прогрессисты». Ее идеологом был представитель известной семьи промышленников и банкиров, газетный издатель П. П. Рябушинский, а лидером — фабрикант А. И. Коновалов, отличавшийся особым вниманием к проведению разумной социальной политики, соблюдению интересов рабочих. Для изучения постановки дела образования и отдыха рабочих и их семей на фабриках Коновалова приезжали делегации из Европы. Активизация «прогрессистов» была связана с явным недовольством либеральной буржуазии замедлением экономических реформ, слишком большим влиянием на политику верхов дворянских «зубров», неадекватным сокращающейся материальной базе дворянства. П. Рябушинский публично заявлял: «Русскому купечеству пора занять место первенствующего сословия, пора с гордостью носить звание русского купца, не гоняясь за званием выродившегося русского дворянства». Тем не менее «прогрессисты» не шли на формальное объединение с кадетами, считая их слишком «демократическими», то есть уделяющими вни-
мание больше общеполитическим вопросам, нежели формированию свободной экономики. В конце концов «прогрессисты» сошлись с кадетами в главной идее — идее «ответственного» министерства.
Ослабевшая в 4-й Думе фракция «Союза 17 октября» колебалась между крайне правыми и незримым кадетско-«прогрессистским» альянсом, все больше склоняясь в пользу второго. Нет сомнения, что одной из важнейших причин формирования такой политической ситуации была и правительственная политика. В. Коковцов, в высшей степени грамотный экономист, не нашел общего языка с Думой, с самого начала «прославившись» афоризмом: «У нас парламента, слава Богу, еще нет!», запавшим в души большинства думцев глухой обидой. Ведь они боролись за превращение Думы в настоящий парламент! Но Коковцов, стремившийся добиться сбалансированности бюджета и навести порядок в расходовании государственных средств, довольно быстро стал неугоден и разоряющимся крупным землевладельцам-дворянам, успешно «доившим» государственную казну. Хотя и по другим причинам, но, подобно Столыпину, Коковцов оказался под перекрестным политическим огнем и в январе 1914 г. вынужден был уйти. Новый премьер, 75-летний И. Л. Горемыкин, был многолетним честным служакой престолу, но абсолютно не соответствовал задачам, стоявшим перед страной. Верховная власть, а с другой стороны, «чистые» либералы и люди либерально-консервативных убеждений все больше шли расходящимися курсами.
Разобщенность политической элиты проявлялась в ряде думских резолюций, практически открыто противопоставляющих себя правительству.
Императорский двор и постстолыпинские правительства совершенно оставили попытки выработать набор идей, консолидирующих активную, созидательную часть общества в национально-государственном и либерально-консервативном направлении. Вместо этого тщательно поддерживались традиционалистские действия с опорой на казенно-бюрократический аппарат. Так, во время выборов в 4-ю Думу Священный Синод разослал инструкцию местным архиереям, фактически обязывавшую духовен-
ство организовать голосование в пользу нужных правительству кандидатов. Попытки использовать для общенациональной консолидации 100-летний юбилей Отечественной войны и 300-летний юбилей Дома Романовых имели лишь относительный успех. Первые признаки разобщенности политической элиты вскоре отразились в действиях низов. Тем более что часть левых думцев (прежде всего большевики) использовали думскую трибуну для нагнетания пропаганды вплоть до организации обструкций, шума, скандалов. Этим они привлекали недовольных, одновременно создавая себе политический имидж демократов-борцов за свободу слова, печати, за передел земли, за профсоюзные свободы.
Колебания правящих верхов в проведении активного реформаторского курса и активизация крайне левых, пусть и незначительных по численности, сами по себе, возможно, и не привели бы к политическим сложностям, если бы не возрождение после короткого перерыва традиционных народнически-оппозиционных настроений в городской интеллигентской и полуинтеллигентской среде. Вновь стал возвращаться культ революционно-демократических критиков и публицистов XIX века: Белинского, Добролюбова, Чернышевского, молодежь заучивала строки Некрасова: «Дело прочно, когда под ним струится кровь…»
Часть министров и правительственных чиновников уповала лишь на запретительные меры, например не разрешая студентам организовывать собрания в университетах, вопреки их заявленной автономии. К тому же в апреле 1912 г. войска расстреляли бастующих рабочих на сибирских приисках, принадлежащих британской компании «Лена-Голдфилдс». Обращение хозяев компании с рабочими было ужасным, прежде всего нарушавшим существовавшие российские законы. Несколько тысяч разъяренных людей стали фактическими хозяевами положения. Три с половиной десятка полицейских были не в силах исправить ситуацию, и на помощь были вызваны воинские части. В результате стычек погибло более 200 человек.
Крайние политические силы попытались использовать трагедию в своих интересах. Шовинисты об-
виняли во всем «еврейский капитал». Левые же обличали правительство и «капиталистический строй». Их пропаганда была высокоэффективной. 1 мая 1912 г. бастовали сотни тысяч рабочих. До лета 1914 г. наблюдалось волнообразное, с приливами и отливами, но все же усиление стачечной борьбы.
Полевению настроений общества содействовал и бессмысленный процесс по так называемому «делу Бейлиса», когда киевская полиция арестовала служащего М. Бейлиса по обвинению в «ритуальном» убийстве православного мальчика. Киевские власти пытались использовать процесс для разжигания антисемитизма. Против этого выступило большинство честных людей России, включая лидера группы националистов в 4-й Думе В. Шульгина, видных деятелей православной церкви, писателя В. Короленко. Но вновь наиболее эффективно материалы по поводу этого процесса использовали все оттенки левых в целях приращения своего влияния.
Сам М. Бей лис был полностью оправдан судом присяжных, что опровергало многочисленные слухи о давлении правительства на суд. Однако и это сыграло свою роль в разжигании страстей.
В целом полевение было хотя и заметным, но недостаточным для того, что15ы слишком дестабилизировать обстановку в стране. Для исправления курса в уже определившуюся, верную сторону требовалось два условия: сохранение мира и активная правительственная политика при поддержке большинства Думы и общественности. К сожалению, ни одна из сторон, как показало будущее, не смогла сделать шаги в этом направлении.
ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ
Из речи П. А. Столыпина в Государственной думе (10 мая 1907 г.)
Я полагаю, что земля, которая распределялась бы между гражданами и отчуждалась бы у одних и передавалась бы другим местным социал-демократическим присутственным местом,— что эта земля получила бы скоро те же свойства, как вода и воздух. Ею бы стали пользоваться, да, но улучшать
ее, прилагать к ней свой труд с тем, чтобы результаты этого труда перешли к другому лицу,— этого никто не стал бы делать. Вообще, стимул к труду, та пружина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломлена. Каждый гражданин — а между ними всегда были и будут тунеядцы — будет знать, что он имеет право заявить о желании получить землю, приложить свой труд к земле, затем, когда занятие это ему надоест, бросить ее и пойти опять бродить по белу свету. Все будет сравнено,— приравнять всех можно только к низшему уровню. Нельзя человека ленивого приравнять к трудолюбивому, нельзя человека тупоумного приравнять к трудоспособному. Вследствие этого культурный уровень понизится. Добрый хозяин, хозяин-изобретатель — самою силою вещей будет лишен возможности приложить свои знания к земле.
…Национализация земли представляется правительству гибельною для страны, а проект партии народной свободы, т. е. полуэкспроприация, полунационализация,— в конечном выводе, по нашему мнению, приведет к тем же результатам, как и предложения левых партий. Где же выход? …Но прежде чем говорить о способах, нужно ясно представить себе цель, а цель правительства вполне определенна: правительство желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода.
Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, т. е. соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и предоставить их в неотъемлемую собственность. Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже нежизненна, но пусть она будет крепкая, пусть будет наследственная. Такому собственнику-хозяину правительство обязано помочь советом, помочь кредитом, т. е. деньгами.
…Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа. Разрешить этот вопрос нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь осво-
бождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций.
Вам нужны великие потрясения, нам нужна ВЕЛИКАЯ РОССИЯ!
Из выступления князя П. Д. Святополк-Мирского в Государственной думе при обсуждении аграрного
Вопроса (19 марта 1907 г.)
В смысле умственного, интеллектуального развития община — величайший тормоз прогресса. Правильно организованный интенсивный земледельческий труд с его сложными разветвлениями, соображениями, напряженностью мысли, неизбежностью предусмотрительной заботливости — вот лучшая гимнастика для ума. Вот наилучшее поощрение умственных способностей простолюдина… Господа, оставьте мысли об увеличении площади крестьянского землевладения, кроме исключительных случаев действительной земельной тесноты, все силы своего духа обратите на расселение крестьянства, а, чтобы всем было с кем работать, подружите и сохраните частных владельцев для предстоящей им тяжкой и ответственной задачи…
Из воспоминаний П. Н. Милюкова
Можно было, однако, уже сразупредвидеть, что в Четвертой Думе борьба между самодержавием и народным представительством будет вестись при иных условиях, нежели она велась в Третьей Думе. Там была сделана последняя попытка установить между борющимися силами хотя бы видимость некоторого равновесия. Здесь эта видимость исчезла, и борьба пошла в открытую. В Третьей Думе наступающей стороной была власть; общественность слабо организованная, только оборонялась, едва сдерживая занятые позиции и идя на компромисс с властью. Суть перемены, происшедшей в Четвертой Думе, заключалась в том, что компромисс оказался невозможным и потерял всякое значение, вместе с ним исчезло и то среднее течение, которое его представляло. Исчез «центр», и с ним исчезло фиктивное правительственное большинство. Два противоположных лагеря стояли теперь открыто друг против друга. Между ними — чем далее, тем более — распределялся наличный состав народного представительства. Трудно сказать, чем кончилась бы эта борьба, если бы противники были предоставлены самим себе.
Из протокола секретного заседания о проекте Государственной думы
Гр. А. А. Голенищев-Кутузов. …Трудно сказать, какую общественную группу обсуждаемый закон может удовлетворить. Так называемую передовую партию ничем не удовлетворишь. Она ищет смуты и даже ограничения Самодержавия. Даже дарование конституции не внесет в нее успокоения. Засим две партии — историческая и славянофильская — держатся вековых заветов: Царю — власть, народу — свобода мнений. Они считают, что нужна не постоянно действующая Дума, а единожды созванный Земский Собор… Последняя партия, крайняя по своим убеждениям, смешивает Самодержавие с абсолютизмом. Очевидно, что учреждение Государственной Думы пойдет прямо в разрез всем ее убеждениям и стремлениям… Но кроме этих партий… есть еще народ, который молчит,— это все трудящиеся, это и есть Россия… Соответствует ли проект его вожделениям — это большой вопрос… Дать этот ответ может опять-таки только Земский Собор…