В связи с постановкой вопроса о положении в Северном Причерноморье, на наш взгляд, целесообразно еще раз вернуться к многократно исследованной так называемой “Записке греческого топарха”.
Эта “Записка”, как показал ее первый публикатор К. Б. Газе, представляет собой отрывки, написанные на пустых страницах одного византийского кодекса Х века. Они выглядят как черновые наброски и по палеографическим данным относятся самое позднее к началу XI века. Их автор – образованный византиец, особенно ярко это проявляется в тех местах рукописи, где он характеризует византийское “цивилизованное” общество и общество “варварское”. Отечественный публикатор и комментатор “Записки” В. Г. Васильевский считал ее автора участником “или даже виновником” событий.
В первом отрывке говорится о возвращении топарха, стоящего во главе отряда и обоза, поздней осенью из какой-то поездки. Отряд в ладьях и на лошадях возвращался с чужбины на родину. Путь его лежал вниз по Днепру. Отряд дошел до устья Днепра, затем совершил переправу на другой берег и пришел в селение Борион, а там надолго был задержан зимними вьюгами и холодами. Жители селения приветливо встретили путников. Они оказали им гостеприимство, снабдили в дорогу продовольствием, фуражом, дали проводников. Далее автор отмечает: “И вот мы вышли, торжественно провожаемые туземцами. Причем все они рукоплескали мне одобрительно и смотрели на меня каждый, как на близкого себе, и возлагали большие надежды”. Топарх направился к Маврокастрону.
Будучи в Борионе, автор в целях точного определения пути сделал астрономическое наблюдение. Он отметил, что планета Сатурн находилась как раз в созвездии Водолея, такое положение Сатурна в Х веке приходится на 964 -967 и 993 – 996 годы.
Ехали всадники, шли вьючные животные, проводники указывали путь. Время от времени топарх высылал вперед разведчиков, так как продвижение было небезопасным. “Мы шли по неприятельской территории”, – отмечал автор.
Во втором отрывке автор после зачеркнутых слов “именно ради этого и северные берега Дуная” излагает историю противоборства с “варварами”, которые грабили и опустошали все вокруг, “им была недоступна пощада даже в отношении к самым близким”. Далее он замечает, что они, позабыв о законности, “задумали сделать из (нашей) их земли, как говорится, добычу мисян”. Поначалу автор назвал эту землю “нашей”, а затем признал ее принадлежащей “варварам”. Он сообщает, что “варвары” утратили свою прежнюю “справедливость” и “законность”. Их успехи снискали им уважение, и “города и народы добровольно к ним присоединялись”. “Теперь же все нарушилось: они проявили несправедливость и бесправие в отношении к подданным вместо того, чтобы заботиться о благе подвластных городов и к собственной выгоде управлять ими в добром порядке, — они положили поработить и разорить их”, на ни в чем не повинных людей обрушились кары, и они “под предлогом нарушенной клятвы сделались добычей насилия и меча”. Далее следует описание страшного нападения “варваров”. В областях, соприкасавшихся с владениями топарха, было полностью опустошено 10 городов и 500 деревень, затем наступила очередь и его владений. Топарх занялся их обороной, но отступил перед “варварами”. Он много раз предлагал врагу соглашение, но тщетно. “Варвары” напали на владения топарха поздней осенью. Вторжение было осуществлено конными и пешими силами. Топарх в это время занял район, уже опустошенный и разрушенный. Здесь и разгорелись военные действия. Он организовал вылазки против врага; против пехоты топарх выставил своих лучников, а против конницы — конницу. “Варвары” были вынуждены уйти. И вот в районе, ранее разрушенном и опустошенном ими (топарх пишет об “этой земле”, хотя и говорит, что они “разрушили до основания и стены”), он решил поселиться (“первый пришел к мысли снова поселиться в климатах”). Топарх приказал соорудить башню и приступить к восстановлению города.
Третий отрывок начинается с рассказа о строительстве крепости и ходе военных действий с “варварами”. В первом столкновении они потерпели поражение. На следующий день топарх вывел в поле 100 всадников и 300 пращников и лучников, но уже не мог найти противника.
Во время передышки топарх спешил восстановить стены города, отправил гонцов к своим сторонникам, чтобы принять какое-то решение. В зачеркнутом тексте говорится, что топарх опасался, как бы “варвары” не пришли с большим войском.
На совещании представителей местной знати обсуждался вопрос о положении края и о политическом подданстве. Топарх ратовал за византийское подданство. Собрание же решило по-другому: “Они же, или потому, что будто бы никогда не пользовались императорскими милостями и не заботились о том, чтобы освоиться с более цивилизованной жизнью, а прежде всего стремились к независимости, или потому, что были соседями царствующего к северу от Дуная, который могуч большим войском и гордится силой в боях, или потому, наконец, что не отличались по обычаям от тамошних жителей в собственном быту, – так или иначе решили заключить с ними договор и передаться ему и сообща пришли к заключению, что и я должен сделать то же самое”. Вслед за этим топарх и отправился к “царствующему к северу от Дуная”, с тем чтобы сохранить свои владения. Тот принял его, кратко побеседовал с топархом, вернул ему правление над климатами, добавил одну область, гарантировал доходы.
В этих отрывках изложена общая канва событий, но не сказано, куда ездил топарх, с кем он воевал, кто такой “царствующий к северу от Дуная”, где находится область, в которой правил топарх, отсутствует и хронология событий. Бесспорными являются лишь византийское происхождение автора, политическая связь его владения с Византией и тот факт, что о событиях писал автор конца Х века.
В связи с многочисленными неясностями текста источника историография, ему посвященная, отражает весьма противоречивые точки зрения. Одни историки (С. А. Гедеонов, А. Куник, Ф., Вестберг, Ю. Кулаковский, С. П. Шестаков, А. А. Васильев, Б. Д. Греков, В. В. Мавродин, Д. А. Талис”, авторы ряда общих курсов) считали, что в записке речь идет об истории крымских владений. А. Куник, Ф. Вестберг, Ю. Кулаковский, С. П. Шестаков, В. Мошин, А. А. Васильев говорили о владениях крымских готов, другие исследователи полагали, что климаты – это владения Византии, а анонимный автор – их правитель; “варвары”, напавшие на климаты, – это хазары, а “царствующий к северу от Дуная” князь, к протекторату которого обратились в трудных условиях, — Святослав Игоревич. Ю. Кулаковский при этом полагал, что именно события в Крыму вызвали поход Руси против Хазарии и разрушение Саркела. А. Куник обращал внимание на длительную историю (со времен Игоря) складывания русского протектората над рядом крымских владений. А. А. Васильев считал, что “сторонники”, к которым обратился топарх за помощью и советом, были не готы, а руссы, давно укрепившиеся в Крыму. Д. А. Талис полагает, что поездка на север, о которой пишет анонимный автор, — это посольство “лучших людей” к Святославу за помощью против хазар, атаку которых на город Климаты отразил топарх.
В. Г. Васильевский также отнес события, описанные в анонимной “Записке”, ко времени вторжения Святослава в Болгарию, но посчитал, что место действия – Подунавье, а Климаты – крепость, заложенная еще Юстинианом на Дунае.
Существовали и иные гипотезы. Н. П. Ламбин высказал идею, что в отрывках идет речь о времени Олега. П. Т. Бурачков относил события к 944 году, а В. А. Пархоменко – к 939 – 941 годам. Они полагали, что “князь-протектор” — это Игорь, а противоборствующими сторонами считали уличей и херсонесцев, “азово-черноморскую” Русь и хазар.
Ф. И. Успенский и П. Н. Милюков полагали, что топарх имеет в виду болгарского царя Симеона и эпизоды борьбы в одном случае между греческим военачальником, расширяющим владения Византии в районе Дона, и хазарами (версия Успенского), в другом -между Симеоном и Византией за полузависимую область в низовьях Дуная, где и находился город, занятый византийским гарнизоном (версия Милюкова).
М. В. Левченко согласился с тем, что события, описываемые в “Записке”, происходили в Придунайской области, но отнес их к тому периоду, когда Болгария уже была завоевана Византией, византийские гарнизоны появились на Дунае, а “комитопулы” подняли болгар против византийских поработителей. Именно под ударами “комитопулов” гибли несчастные соседи топарха, и он сам был вынужден отдаться под покровительство сильного владетеля, а астрономическое наблюдение топарха указывает дату событий – 993 год. Покровителем же мог быть либо венгерский король Стефан, либо русский князь Владимир. И если против первого предположения есть, по мнению М. В. Левченко, возражения, касающиеся несоответствия характеристики сторонников топарха и венгров, которые не должны были бы отличаться друг от друга по своему быту и нравам, как это указано в одном из отрывков, то в отношении руссов это возражение отпадает: сторонники топарха – болгары действительно были единоплеменниками руссов. И здесь М. В. Левченко приводит ряд аргументов в пользу того, что славянорусские племена издавна утвердились по Днестру и Бугу вплоть до Дуная, а потому Владимир и есть тот самый владетель, который “царствовал к северу от Дуная”. К тому же в это время отношения между Русью и Византией были дружественными, а потому русский князь мог вполне оказать покровительство топарху. Автор исключает возможность тождественности нападавших “варваров” и “князя-протектора”. По мнению М. В. Левченко, соглашения с “варварами” быть не могло, так как топарх и раньше делал им мирные предложения. Он пишет: “…трудно предположить, чтобы сторонники топарха возымели намерение броситься в объятия тех самых варваров, которые не давали пощады своим единомышленникам и которые только что потерпели поражение вблизи Климатов. От этих непримиримых врагов сторонники топарха не могли получить ни мира, ни независимости”. Если бы “варвары” были руссами, рассуждает далее автор, то каким образом топарх мог получить милостивый прием в Киеве? Такая возможность должна быть исключена.
Новую точку зрения высказал в одной из последних работ по этой теме И. Шевченко. Он отнес события ко времени противоборства Византии и Руси при Владимире Святославиче в 987—988 годах.
В нашу задачу не входит рассмотрение аргументов спорящих сторон буквально по всем вопросам данной темы, однако на некоторые моменты необходимо обратить внимание. При этом мы исходим из сообщения Яхьи Антиохийского о том, что, прежде чем направиться в Болгарию, Святослав находился в состоянии войны с Византией. Тем самым мы резко ограничиваем количество возможных вариантов трактовки “Записки греческого топарха” и рассматриваем проблему лишь в одной плоскости: насколько данные отрывков соответствуют сообщению арабского автора и относятся ко времени Святослава. Ключевыми при таком направлении исследования, видимо, являются следующие вопросы:
- Кто был автором “Записки”? Какие па этот счет имеются свидетельства?
- Что мы должны понимать под климатами, в каком месте па карте должны искать их и кто такие сторонники топарха, которые высказались за протекторат?
- Кем были те беспощадные “варвары”, которые грабили соседей топарха, и можно ли их отождествить с народом, к вождю которого направился в поисках покровительства топарх, и кто такой “царствующий к северу от Дуная”?
- Откуда мог направляться топарх вниз по Днепру? Где находились и что собой представляли Борион и Маврокастрон?
- Какова хронология событий?
Что касается первого вопроса, то, как это показал К. Б. Газе и как это единодушно признано в новейшей историографии, автором “Записки” был византиец, правитель, политически связанный с империей, осуществляющий от имени империи руководство определенной областью. Об этом говорят и стиль изложения “Записки” и термины, в ней использованные, и византийская манера противопоставления мира “цивилизованного”, греческого, миру “варварскому”. Об этом же говорят и некоторые другие факты.
На политическую связь владений топарха с Византией указывает то, что он, попав в трудное положение, ратовал за византийское подданство. Об этом же говорит его упрек, адресованный представителям местной знати, по поводу того, что они не ценили византийского покровительства (они “будто бы никогда не пользовались императорскими милостями”) и стремились к независимости.
В то же время в “Записке” содержатся данные о характере владения топарха. Это была сравнительно небольшая область. В решающий бой против врагов топарх послал всего 100 всадников и 300 пращников и лучников; защитой в борьбе с противником ему служила полуразрушенная крепость.
Принадлежность топарха к византийской правящей элите вовсе не означала, что в ее состав входили и те, к кому он обратился за поддержкой и советом. Представители местной знати, съехавшиеся на совет, не отличались от “тамошних жителей в собственном быту”; это были люди другой категории, нежели византийский чиновник.
В связи со вторым вопросом следует еще раз обратиться к пониманию климатов Константином Багрянородным.
Справедливо было замечено, что царственный автор применял это понятие к разным территориям. Так, он говорит о девяти климатах Хазарии, прилегавших к Алании. Однако в основном климатами автор называет какую-то зависимую от Византии Территорию, тесно связанную в политическом отношении с Херсонесом. Он пишет, что если аланы находятся в дружбе с Византией, а Хазария не желает жить в мире с империей, то аланы могут причинить хазарам много зла, нападая на них, “когда они без охраны приходят к Саркелу, климатам и Херсонесу. Угроза со стороны алан Хазарии может обеспечить Херсонесу и климатам долгий и глубокий мир”, потому что хазары не смогут “нападать с войском на Херсонес и климаты, так как не имеют силы одновременно воевать с обоими…”.
Совершенно очевидно, что в районе Северного Причерноморья имелись климаты, принадлежавшие Хазарскому каганату, и климаты, находящиеся в орбите влияния Византии, близкие по политическому статусу к Херсонесу.
Топарх пишет, что после того, как “варвары” опустошили его владения, ему пришла мысль “заселить климаты”, которые ученые отождествляют то с областью, то с городом-крепостью, имея в виду возведение топархом башни, починку городских стен. Однако эта фраза не анализировалась вместе с предыдущим текстом, а в нем говорится, что “варвары” опустошили соседние с владением топарха города и деревни, а уже потом нанесли удар по области и району, которыми управлял топарх. Вспомнив, что знать, им приглашенная, не отличалась от “тамошних жителей”, мы совершенно очевидно должны прийти к выводу не только о территориальной близости владений, ранее опустошенных “варварами”, но и об этнической близости населения этих владений и владений топарха.
А теперь мы должны ответить на вопрос, в какой части Северного Причерноморья или Придунавья располагались территории, близкие по местоположению и этническому составу, одна из которых называлась “климаты” и находилась, согласно данным топарха, под византийским управлением, а другая, также подвергшаяся опустошению со стороны “варваров”, но входила в сферу влияния империи. Считать, подобно Успенскому и Милюкову, что перед нами византийская область, находившаяся поблизости от владений Симеона, было бы неправильным. Во-первых, как об этом совершенно справедливо писал М. В. Левченко, в условиях, когда болгарские войска Симеона не раз подходили к самому Константинополю, трудно предположить существование на Дунае какого-то независимого от Болгарии византийского форпоста. Во-вторых, мы должны допустить, что Симеоновы войска нанесли удар не только по владениям топарха, но и по соседним с ним территориям, каковыми могли являться болгарские же области, что не подтверждается никакими данными. По этим же причинам мы не можем отнести события ко времени борьбы “комитопулов” с Византией. Какие владения опустошали поднявшиеся против греков болгары, какие 10 городов и 500 деревень опустошили они? Какова связь болгар с сообщаемыми топархом фактами о том, что поначалу “варвары” в отношении позднее опустошенных территорий проявляли “справедливость” и “законность”, снискали себе уважение успехами, в результате которых “города и народы добровольно присоединялись к ним”, а впоследствии решили подвластные им города поработить и разорить вместо того, чтобы охранять их и управлять ими? Очевидно, что никакого отношения эти факты к болгарам Самуила не имеют.
Зато сведения Константина Багрянородного показывают, что в районе Северного Причерноморья имелись климаты двух видов — хазарские владения и владения Византии, и удар “варваров” сначала пришелся по климатам хазарским, а потом наступила очередь климатов византийских, тесно связанных с Херсонесом.
Подобный подход помогает нам определить местоположение и тех и других владений – между Хазарией и Херсонесом, а точнее, византийские климаты, видимо, находились в северной части Крыма, а хазарские примыкали к ним с севера и охватывали район Приазовья.
Сторонники же топарха, представители местной знати, которые были близки по образу жизни к “тамошним жителям”, являлись крымскими или северочерноморскими аборигенами, часть которых находилась под владычеством хазар, а часть – под византийским влиянием и рассматривалась в империи совокупно с Херсонесом. Определение этнической принадлежности населения климатов не входит в нашу задачу.
А теперь попытаемся выяснить вопрос о “варварах”, которые опустошили владения соседей топарха, а затем и его владения. Что мы знаем о них? “Варвары” были народом жестоким, “им была недоступна пощада”; еще до опустошения владений соседей топарха они осуществляли над ними контроль: управляли там “законно” и “справедливо”; снискали себе уважение “большими успехами”, “города и народы” добровольно подчинялись им. Однако затем в силу неизвестных нам причин вместо того, чтобы по-прежнему управлять подвластными городами, они обрушились на них и сделали их “добычей своего меча”. Обращает на себя внимание причина конфликта между правителями и покоренным районом: “варвары” осуществили свое нападение под предлогом нарушения местным населением клятвы. Какой? Источник по этому поводу хранит молчание. В связи с этим мы хотим обратить внимание на одно кажущееся противоречие в “Записке” топарха. С одной стороны, он говорит об огромной мощи “варваров”, об их всесокрушающей силе, а с другой – рассказывает, как его немногочисленное войско одержало над ними верх: наутро он вышел против них с 400 воинами, но враги уже ушли.
Однако в действительности противоречия нет. Топарх описывает не войну “варварского” государства против своих соседей, а по существу карательную экспедицию, которую осуществлял отряд “варваров” на уже завоеванной территории. Население, нарушившее клятву, данную “варварам”, было за это наказано. Основные силы “варварского” войска в этой экспедиции не участвовали поэтому топарх и рискнул оказать сопротивление их небольшому отряду. Но он понимал, с каким серьезным противником имеет дело, и, опасаясь, как бы враги не пришли с “большим войском”, поспешил с мирными предложениями. Суть происшедшего заключается именно в том что сначала “варвары” подчинили район, а затем предприняли против него карательную экспедицию, заодно опустошив и климаты топарха.
Единственной известной нам ситуацией в районе Северного Причерноморья, которая полностью соответствует описанным топархом событиям в Х веке, являются война Святослава против Хазарии и установление господства руссов на захваченных территориях. При этом мы должны вновь обратиться к сообщению Нбн-Хаукаля. Он рассказывает, что после победы Руси над хазарами, булгарами, буртасами местное население просило, чтобы “с ними заключили договор, и они были бы покорны им, руссам…”. Мы можем перенести этот установившийся порядок и на район хазарских климатов, покоренных Русью.
К этому времени в районе восточного Крыма, в Боспоре Киммерийском, укрепилось русское влияние, да и в устье Днепра, на Белобережье, Русь закрепилась довольно твердо.
Таким образом, после похода Святослава 964 – 965 годов практически весь район Поволжья, Приазовья, Северного Кавказа, Крыма (исключая Херсонес), Северного Причерноморья вплоть до границ с Болгарией находился под контролем Руси. И топарх по существу рассказывает о судьбе хазарских климатов уже после их завоевания руссами, когда здесь оставались русские гарнизоны, а основная часть сил во главе со Святославом, как об этом сообщили некоторые русские летописи, возвратилась на родину.
Необходимо иметь в виду, что подобную попытку установить длительный контроль и фактически управлять захваченным районом руссы предприняли и ранее, при овладении городом Бердаа. Эта попытка окончилась неудачей: жители восстали против завоевателей, город был руссами разгромлен. Хотя такого рода аналогия не является прочным аргументом в пользу идентификации событий, описанных топархом, с действиями руссов в районе Приазовья и Северного Крыма, однако мы должны подойти к вей весьма внимательно. Когда при овладении территориями на востоке руссы на протяжении 20 лет дважды пытаются осуществить управление захваченными областями, это указывает на определенную тенденцию, и в этом смысле данная аналогия помогает нам понять и оценить шаги Святослава в Северном Причерноморье, Приазовье и Поволжье в 965 году. Клятва, о которой сообщает топарх, и договор между местным населением и руссами, о которых говорит Ибн-Хаукаль, – это факты одного и того же ряда. Топарх приоткрывает нам ход событий, последовавших за завоеванием Святославом Хазарии. Вопрос об отношениях с владетелем климатов, видимо, возник уже в период похода Святослава по Таманскому полуострову к Саркелу. Ликвидировав остатки хазарской администрации в Восточной Таврике, он проводил здесь по отношению к жителям края политику протектората, описание которой мы встречаем и в “Записке греческого топарха”. А. В. Гадло полагал, что появление руссов в этом районе не могло не встревожить Византию, опасавшуюся за безопасность Херсонеса и византийских климатов.
Итак, русский отряд дошел во время своей карательной экспедиции до византийских климатов, вступил в противоборство с немногочисленным войском топарха, потерпел неудачу и удалился. Удар по византийским климатам означал не что иное, как начало конфликта и с Херсонесом, а значит, и с Византийской империей. Это находит дополнительное подтверждение в сообщении Яхьи
Антиохийского о войне между империей и Русью перед походом Святослава в Болгарию, в данных договора 971 года, в упоминании о мире с “корсунянами”, которое содержит Устюжская летопись.
Не расходятся с характеристикой руссов, как она неоднократно дается в византийских хрониках, и сведения о них топарха. Величайшие их успехи, овладение многими городами и народами, их беспощадность в борьбе с врагами – все это стереотипы византийских источников, касающихся в той или иной степени руссов. Такая характеристика подтверждается и известными нам фактами овладения Святославом огромной территорией от Северного Кавказа до Поднестровья, от вятских лесов до владений Херсонеса в Крыму.
Казалось бы, после ухода “варваров” положение топарха должно было улучшиться, однако тревога не рассеялась, а еще более возросла, и сам этот факт имеет прямое отношение к определению “варваров) и к вопросу о том, можно ли их отождествлять с народом, к вождю которого обратился за протекторатом топарх. М. В. Левченко считал, что такое отождествление исключено, потому что невозможно обратиться за защитой к тем, кто был недавним противником. Однако даже элементарное знакомство с дипломатией древних руссов показывает, что нередки были случаи, когда они заключали самые дружеские договоры с недавними противниками. Так было в 907 году под стенами Константинополя, в 944 году после войны с Византией, в 945 году в Бердаа, в 60-х годах Х в. в районе Поволжья и Приазовья, в 968 году с печенегами, которые после нападения на Киев заключили со Святославом мир и, возможно, даже участвовали с ним в походе на Балканы.
Наконец, после сражений 970 года соглашение с руссами заключил Иоанн Цимисхий. Этот перечень можно было бы продолжить. Бывшие противники в силу тех или иных обстоятельств быстро мирились и даже становились союзниками. К тому же у нас есть и прямое указание автора “Записки” о том, как он неоднократно пытался покончить с “варварами” дело миром.
В пользу того, что совет, созванный топархом, решил обратиться за протекторатом к тем же “варварам”, с которыми лишь недавно сражались жители климатов, говорит и все возраставшая в климатах тревога, необходимость немедленно решить вопрос о подданстве. Отряд руссов был отбит, но это не означало конца борьбы, а предопределяло ее ожесточенный и бесперспективный характер в будущем. Топарху и его сторонникам предстояло в полной мере испытать на себе военную мощь руссов. Это и пугало сторонников топарха. Византийский чиновник, не добившись компромисса с местными русскими властями, вынужден был двинуться на поклон к самому Святославу. Подтверждением этого может служить и сообщение топарха о его возвращении вниз по Днепру, что указывает на цель миссии – Киев. Об этом же говорит характеристика протектора как “царствовавшего к северу от Дуная”. Он “могуч”, “гордится силой в боях”, что весьма напоминает нам облик Святослава, рисуемый и другими источниками. К середине 60-х годов Русь, расширяя свои владения, действительно вплотную подошла к дунайским пределам. Все те аргументы, которые М. В. Левченко привел в подтверждение возрастания русского влияния к северу от Дуная ко времени Владимира, относятся без исключения и ко времени Святослава. Но, кроме того, применительно к середине 60-х годов X в. у нас есть в связи с этим одно весьма примечательное свидетельство В. Н. Татищева. Он рассказал на основе не дошедших до нас летописных источников о том, что после похода на восток Святослав двинулся в 966 году к Дунаю, но затем, узнав, что вятичи “отложилися”, повернул на север, покорил их и возложил на них дань. Из последующего изложения событий мы узнаем, что Святослав двинулся в 967 году на болгар “толико по своей обиде”, то есть из-за того, что болгары помогали хазарам. На берегах Днестра Святослава ожидали войска болгар, хазар, касогов и ясов. Святослав не стал с ними биться, а двинулся вверх по Днестру, “где ему помощь от венгров приспела”.
В этой связи следует трактовать и фразу, зачеркнутую топархом в черновике “Записки”: “именно ради этого и северные берега Дуная”. Она показывает, что дунайские “сюжеты” отражались в политическом мышлении тогдашних северочерноморских и крымских владетелей.
Наконец, в этом же плане мы должны рассматривать и вопрос о местонахождении и характере поселений Борион и Маврокастрон, куда двинулся топарх, возвращаясь осенью из Киева на родину.
Как известно, днепровское устье давно уже стало перевалочным пунктом на пути “из варяг в греки”. Судя по договору 944 года, здесь постоянно сталкивались интересы Византии и Руси. Договор 944 года предусматривал компромиссное решение существовавших противоречий. С наступлением зимы руссы должны были уходить из этих мест и возвращаться на родину. В летние же месяцы они могли безраздельно владеть спорной территорией, останавливаться здесь, ловить рыбу. Судя по тому, что Святослав на пути в Киев в 971—972 годах зазимовал на Белобережье, статья договора, запрещавшая руссам останавливаться здесь на зиму, была им нарушена, и здесь находились постоянные русские поселения.
Кроме того, договор запрещал руссам наносить ущерб жителям Херсонеса, появлявшимся в этих местах. М. В. Левченко убедительно показал, что греки также имели поселения в устье Днепра, связанные с Херсонесом, и что селение Борион, упомянутое топархом, было одним из таких греческих форпостов в этом беспокойном месте, за который вели борьбу Русь, Византия и Хазария.
Выяснив, где находился Борион – на левом или на правом берегу Днепра, мы могли бы определить, куда направился топарх – в сторону Крыму или на Запад, к Днестру. Ответ на этот вопрос имеет немаловажное значение для общего понимания событий, так как в том же направлении по ходу движения отряда находился и Маврокастрон; поблизости от этих мест следует искать и владения топарха, куда он возвращался.
Отряд, двигаясь вниз по берегу Днепра и к его устью, в трудных условиях ледохода осуществил переправу с правого берега на левый. Конный отряд, входивший в посольство топарха, двигался от Киева (на этом сходятся большинство ученых) по правому берегу реки. Затем конные перебрались на противоположный берег Днепра. Эта переправа точно соответствует тому пути, который проделывали жители Херсонеса, возвращаясь в свой родной город из Киева. Именно о нем пишет Константин Багрянородный: “Возвращаясь из Руси, переправлялись через Днепр”. Следовательно, Борион находился на пути в Крым.
Прибыв в Борион (и на это также не было обращено внимание в историографии), топарх не собирался здесь задерживаться и стремился перебраться на ночлег в другое место. Путники хотели снова двинуться в путь в тот же день и к вечеру дойти до Маврокастрона, однако непогода помешала им осуществить свое намерение. Путь до Маврокастрона отряд прошел при вьюжной погоде за два дня. В первый день, по словам топарха, путники едва сделали 12 км. Провели они в пути после отдыха и другой день, а по расчетам собирались достигнуть Маврокастрона в течение одного дня пути — к вечеру. Это значит, что Маврокастрон лежал к востоку от селения Борион на расстоянии около дня пути груженого каравана, что именно туда стремился попасть топарх, считая его уже своей дружественной территорией. Борион же и весь путь от него находился на неприятельской земле. Все эти данные совершенно очевидно указывают, что топарх и его спутники направлялись в сторону Крыма. Большинство же историков на основании прежде всего топонимических данных склонялись к тому, что греческая колония Маврокастрон находилась в устье Днестра.
Весьма примечательна одна фраза из первого отрывка “Записки”, в которой топарх сообщает, как хорошо его встретили жители Бориона: они дали ему приют, продовольствие, фураж, проводников; во время проводов, сообщает топарх, “они смотрели на пего, как на друга, и возлагали на него большие надежды”.
Эта фраза может сказать о многом: появление византийского влиятельного чиновника, владетеля греческих климатов в Крыму, только что проведшего переговоры в Киеве, действительно могло взбудоражить здешних жителей. Затерянные на огромных пространствах Северного Причерноморья, торговцы, ремесленники, рыболовы испытывали на себе все превратности судьбы пограничного форпоста. В условиях постоянной, усиливающейся борьбы за Северное Причерноморье сначала между Хазарией и Русью, а затем (или одновременно) между Русью и империей, когда руссы со всех сторон окружили здесь византийские владения, построили в устье Днепра и Днестра свои городки, поставили в зависимость от себя уличей и тиверцев, чьи владения подходили к самому Дунаю, положение византийских поселений стало весьма тревожным: договор
944 года не выполнялся, в Крыму развивался конфликт между Византией и Русью, нарастало противоборство Руси с провизантийски настроенными правящими кругами Болгарии, Святослав готовился к походу на Дунай. Естественно, что появление топарха всколыхнуло местных жителей. Они увидели в нем представителя империи, связали с его миссией надежды на защиту от грядущих бед.
Первый отрывок “Записки” еще раз подтверждает всю напряженность положения в Крыму и Северном Причерноморье в описываемый топархом период, серьезность конфликта между Русью и Византией.
А теперь попытаемся восстановить хронологию событий. Упомянутое топархом положение Сатурна указывает на 964 – 967 годы. Описанные события происходили либо осенью 965 – зимой 965 – 966 годов, либо осенью 966 – зимой 966 – 967 годов. Соображения некоторых историков о неточности астрономических наблюдений топарха вряд ли основательны, так как он в данном случае определял путь следования отряда.
После завоевания хазарских владений в 965 году Святослав ушел в Киев, оставив в Северном Причерноморье, Приазовье и Крыму свои гарнизоны. Конфликт в хазарских и византийских климатах произошел либо этой же осенью, либо на следующий год. Тут же топарх выехал в Киев, а возвращался обратно в зимнее время 965 – 966 или 966 – 967 годов.
В преддверии дунайского похода и перемещения центра своих внешнеполитических устремлений с Востока на Запад Святослав был заинтересован иметь в Крыму дружественного владетеля; отсюда теплый прием и милости, оказанные топарху.
Таким образом, сообщение Яхьи Антиохийского отнюдь не случайно. В нем отражены реальные противоречия между Византией и Русью. Данные “Записки греческого топарха” дают на этот счет дополнительные сведения.